Часть 7. Вечность Бога. Сегодня наши сердца с радостью признают то, что наш ра­зум никогда не сможет полностью понять, даже Твою вечность, О Тот, Кто древнее всех дней. Разве Ты не из вечности, О Гос­подь, мой Бог, мой Святой? Мы поклоняемся Тебе, Отец Вечный, чьи годы не имеют кон­ца; и Тебе, рожденному от Него Его возлюбленному Сыну, суще­ствующему с тех пор, как существует вечность; мы также при­знаем Тебя и поклоняемся Тебе, Вечный Дух, Который еще до со­творения мира жил и любил в равной славе с Отцом и Сыном. Расширь и очисти чертоги наших душ, чтобы они были достой­ным жилищем для Твоего Духа, Который всем храмам предпочи­тает праведное и чистое сердце. Аминь.

Концепция вечности возвышается над всей Библией подоб­но горной вершине и занимает очень важное место в ортодок­сальном иудейском и христианском мышлении. Если бы мы от­вергли эту концепцию, для нас стало бы совершенно невозмож­но снова думать так, как думали пророки и апостолы, потому что их мысли были наполнены долгими грезами о вечности.

Поскольку авторы Священного Писания иногда употребляли слово «вечный» всего лишь для обозначения чего-то древ­него (как, например, в выражении «холмы вечные» (Быт. 9:26), некоторые утверждают, что эти авторы вовсе не имели в виду концепцию бесконечного существования, когда упот­ребляли это слово, и что эта концепция была лишь впоследствии изобретена богословами. Это, конечно, серьезная ошиб­ка, и, насколько я понимаю, она не имеет под собой серьезно­го научного обоснования. Некоторые учителя использовали это утверждение для того, чтобы уйти от доктрины вечного наказания. Они отвергали вечность морального воздаяния и, чтобы быть последовательными, вынуждены были ослаблять всю идею бесконечности. Это не единственный пример, когда пытаются погубить истину, чтобы заставить ее замолчать, что­бы она не стала реальным опровержением ошибки.

Истина в том, что если бы Библия не учила, что Богу свой­ственно бесконечное существование в том смысле, который предполагает основное значение этого термина, мы вынужде­ны были бы сделать вывод об этом, исходя из других Его свойств, и если бы в Священном Писании не было слова, обо­значающего абсолютную бесконечность, нам нужно было бы придумать новое слово для выражения этого понятия, потому что это понятие предполагается, подразумевается и восприни­мается как нечто само собой разумеющееся во всем тексте Священного Писания, написанного по Божьему вдохнове­нию. Для Царства Божьего мысль о бесконечности — это то же самое, что углерод для царства природы. Подобно тому как углерод присутствует повсюду, является составляющей всей живой материи и снабжает все живое энергией, понятие бес­конечности необходимо для придания смысла христианскому учению. Поистине я не знаю ни одного догмата христианской веры, который сохранил бы свое значение, если бы из него была удалена идея вечности.

«И от века и до века Ты — Бог» (Пс. 89:3), — сказал Моисей в Духе. «От исчезающей вдали точки до исчезающей вдали точки», — можно было бы сказать это другими словами, но в полном соответствии с тем, что сказал Моисей. Наш ум смот­рит назад во времени до тех пор, пока едва различимое про­шлое не исчезнет вдали, а затем поворачивается и смотрит в будущее до тех пор, пока не будут исчерпаны мысль и воображение; а Бог находится и в той, и в другой точке и не зависит ни от той, ни от другой. Время отмечает начало существования того, что было сотворено, а поскольку Бог никогда не начинал Своего существования, время не может быть применено по отношению к Нему. Слово «начал» относится ко времени, и оно не может характеризовать личность Возвышенного Бога, Который обитает в вечности.

Поскольку Бог живет в вечном настоящем, у Него нет ни прошлого, ни будущего. Когда в Священном Писании упоми­наются слова, обозначающие время, они относятся к нашему времени, а не к Его времени. И когда четыре существа перед престолом кричат днем и ночью: «Свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет» (Отк. 4:8), они соот­носят Бога с потоком жизни сотворенных Им существ, для ко­торой характерны прошлое, настоящее и будущее — знакомые нам категории времени; и это верно, потому что Бог по Своей царственной воле захотел, чтобы Его соотносили со време­нем. Но поскольку Бог не был сотворен, Его Самого не каса­ются следующие друг за другом изменения, которые мы назы­ваем «временем». Бог обитает в вечности, но время обитает в Боге. Он уже прожил все наши завтрашние дни, как прожил Он все наши вчерашние дни. Здесь нам поможет иллюстрация, приведен­ная К. С. Льюисом. Он предлагает нам представить себе бесконечно протяженный в пространстве лист бумаги. Это будет вечность. Затем на этой бумаге проведите короткую линию, которая будет обозначать время. Подобно тому как линия Начинается и кончается на бесконечно протяженной поверх­ности, время началось в Боге и закончится в Нем.

Не так уж трудно представить себе, что Бог появляется в на­чале времени, но не так уж легко понять, как Он может одновре­менно появляться и в начале, и в конце времени; но это именно так. Время знакомо нам по последовательности событий. Таким образом мы описываем изменения, происходящие друг за другом во Вселенной. Изменения происходят не одновременно, а в какой-то последовательности, одно после другого, и наше пред­ставление о времени складывается на основе связи между событиями по принципу «до» и «после». Мы ждем, что солнце будет двигаться с востока на запад или что стрелка часов будет дви­гаться по циферблату, но Богу вовсе не нужно этого ждать. Для Него все, что случится, уже случилось. Именно поэтому Бог может сказать: «Я Бог, и нет иного Бога, и нет подобного Мне. Я возвещаю от начала, что будет в конце» (Ис. 46:9-10).

Он видит конец и начало одним взглядом. «Ибо вечная продолжительность, которая является самой вечностью, включает всю последовательность, — говорит Николай Кузанский, — и все, что кажется нам последовательностью, существу­ет не после Твоего замысла, который есть вечность... Так, по­скольку Ты — Всемогущий Бог, Ты обитаешь в огороженном стеной Раю, и в этой стене более позднее соединяется в одно целое с более ранним, конец — с началом, здесь Альфа и Оме­га — одно и то же. ... Ибо СЕЙЧАС и ТОГДА соединяются в круге стены Рая. Но, Боже мой, абсолютный и вечный, Ты су­ществуешь и произносишь Свои слова за пределами настояще­го и прошлого». Будучи уже старым человеком, Моисей написал тот Пса­лом, который я уже цитировал. В этом Псалме он прославля­ет вечность Бога. Для него эта истина — богословский факт, столь же твердый и несокрушимый, как гора Синай, которая была ему так хорошо знакома. И для него из этой истины вы­текало два практических вывода: поскольку Бог вечен. Он может быть и всегда будет единственным надежным приста­нищем для Своих гонимых временем детей. «Господи! Ты нам прибежище в род и род» (Пс. 89:2). Второй вывод менее утешителен: вечность Бога столь про­должительна, а наши годы на земле столь немногочисленны, как же нам тогда утвердить то, что сделано нашими руками? Как нам избежать разрушительного действия событий, которые изнуряют нас и уничтожают? Бог наполняет Собой этот Псалом и доминирует в нем, поэтому именно к Нему Моисей обращается со своим прошением: «Научи нас так счислять дни наши, чтобы нам приобресть сердце мудрое» (Пс. 89:12) Пусть не напрасно будет мне дано знание Твоей вечности!

Нам, живущим в этот нервный век, было бы разумно ду­мать о нашей жизни и о наших днях долго и часто перед ли­цом Бога и на краю вечности. Ибо мы созданы для вечности точно так же, как мы созданы для времени, и, будучи ответ­ственными моральными существами, мы должны иметь дело и с тем и с другим. «...и вложил мир в сердце их», — сказал проповедующий (Екк. 3:11), и я думаю, что здесь говорится и о славе людей, и о их несчастьях. Быть созданным для вечности и вынужденным обитать во времени — это великая трагедия человечества. Все внутри нас требует жизни и постоянства, а все вокруг нас на­поминает нам о том, что мы смертны и изменяемы. Но то, что Бог сделал нас из вечного материала, — это и слава, и пророче­ство, слава, которая будет еще реализована, и пророчество, которое еще сбудется. Я надеюсь, что меня не обвинят в том, что я напрасно по­вторяю одно и то же, если я снова вернусь к одной из важней­ших основ христианского богословия — к образу и подобию Бога в человеке. Знаки образа и подобия Бога настолько за­темнены грехом, что их нелегко обнаружить, но не будет ли вполне разумно предположить, что одним из этих знаков яв­ляется неутолимое стремление человека к бессмертию?

Так рассуждает Теннисон, и инстинкты, скрытые в самой глубине нормального человеческого сердца, вынуждают нас согласиться с ним. Древние образ и подобие Бога шепотом го­ворят внутри каждого человека о бесконечной надежде; где-то человек будет продолжать свое существование. И все-таки он не может радоваться, ибо свет, который освещает каждого человека, приходящего в этот мир, тревожит его совесть, пуга­ет доказательствами вины и подтверждением приближающей­ся смерти. Так что человек оказывается между двумя жернова­ми: верхним жерновом надежды и нижним жерновом страха. И тут как раз кстати появляется Благая весть христианства. «...Иисуса Христа, разрушившего смерть и явившего жизнь и нетление чрез благовестие» (2 Тим. 1:10). Так писал величайший из христиан как раз перед тем, как выйти навстречу палачу, который должен был казнить его. Веч­ность Бога и то, что человек смертен, убеждают нас, что вера в Иисуса Христа вовсе не является чем-то необязательным. Для каждого человека это должен быть или Христос, или вечная тра­гедия. Из вечности наш Господь пришел во время для того, что­бы спасти Своих братьев-людей, чье моральное безумие сделало их не только глупцами в этом преходящем мире, но также раба­ми греха и смерти.

Часть 8. Бесконечность Бога

Отец наш Небесный, дай нам увидеть Твою славу, пусть лишь из расселины скалы и под прикрытием Твоей руки. Чего бы это нам ни стоило: пусть мы потеряем друзей, пусть мы потеряем наше состояние, пусть жизнь наша станет короче, но дай нам знать Тебя таким, Какой Ты есть, чтобы мы могли поклоняться Тебе так, как Ты этого заслуживаешь. Во имя Иисуса Христа, Господа нашего. Аминь.

Мир озлоблен, наступают последние времена, и слава Бо­жья покинула Церковь, подобно тому как огненное облако когда-то поднялось над входом в Храм в видении пророка Иезекииля. Бог Авраама удалился от нас, мы перестали ощущать Его присутствие среди нас; вместо Него среди нас утверждается Другой бог, которого не знали наши отцы. Этого бога создали мы, и он близок нам и понятен, поскольку мы сами его создали; он - наше творение, он никогда не удивляет, никогда не оше­ломляет, никогда не изумляет и никогда не превосходит нас.

Бог во славе Своей открывался людям подобно солнцу, Чтобы обогреть и благословить, но часто, прежде чем исце­лить и даровать вечное прозрение, Он изумляет, ошеломляет. Этот Бог наших отцов хочет быть и Богом следующего поколения. Нам только нужно подготовить для Него жилище в любви, в вере и в смирении. Нам только нужно очень захотеть, чтобы Он пришел, и Он придет и откроется нам. Может быть, нас убедят слова святого и мудрого человека? Послушайте, что говорит святой Ансельм, или, еще лучше, задумайтесь над его словами: «Поднимись, ничтожный человек! Оставь ненадолго свои дела; спрячься ненадолго от беспокоящих тебя мыслей. Отложи в сторону свои обременительные заботы и оставь свои тяжкие труды. Ненадолго выдели место для Бога и отдохни немного в Нем. Войди во внутренние покои твоего разума, зак­рой дверь для всех мыслей, кроме мыслей о Боге и тех мыслей, которые помогают тебе искать Его. И теперь говори всем сер­дцем! Говори теперь Богу: «Я ищу лица Твоего, Твоего лица, Господь, буду я искать». Из всего, что можно подумать или сказать о Боге, наибо­лее трудна для понимания Его бесконечность. Даже если по­пытаться представить ее себе, то покажется, что одно здесь противоречит другому, ибо такое умозаключение требует от нас, чтобы мы пришли к известному нам выводу, взяв за осно­ву то, чего нам никогда не дано постигнуть. И все же мы дол­жны попытаться сделать это, ибо Священное Писание учит, что Бог бесконечен, и если мы признаём другие Его свойства, мы обязательно должны признавать и это.

Вступив на путь познания бесконечности Бога, мы не дол­жны сходить с этого пути, несмотря на все трудности и отсут­ствие технических приспособлений, которые помогли бы нам при подъеме. Это путешествие не для наших ног, а для наше­го сердца. С высоты все видно гораздо лучше, поэтому давайте искать такие «возвышенности мысли и вершины ума», которые Бог соблаговолит даровать нам, зная при этом, что Господь часто дает зрение слепым и шепчет на ухо грудным младенцам истины, о которых не могут мечтать мудрые и рассудительные люди. Теперь слепые увидят и глухие услышат. Теперь мы должны ожидать, что получим спрятанные во тьме сокровища и скрытые в тайниках богатства.

Бесконечность означает безграничность, и поэтому очевидно, что ограниченный ум не может постичь безграничное. О глубины и богатства мудрости Божьей и знания Божьего! Как непостижимы Его суждения и как неисповедимы Его пути! Как я уже говорил, мы пытаемся представить себе способ существования, полностью чуждый нам и совершенно не похо­жий ни на что, что мы знаем в знакомом нам мире материи, пространства и времени. «Здесь и во всех наших размышлениях о качествах и о сущности Бога, — пишет Новатиан, — мы переходим границы нашего понимания, и никакое человеческое красноречие не может быть соизмеримо с Его величием. При созерцании Его величия и при упоминании о Его величии всякое красно­речие просто замолкает и любое усилие мысли теряет силу. Ибо Бог более велик, чем сам разум. Его величие нельзя по­стичь. Если бы мы могли постичь Его величие, Он был бы ничтожнее человеческого ума, способного формировать по­нятия. Он более велик, чем любой язык, и никакими словами Его нельзя выразить. Поистине, если бы Его можно было выразить словами, Он был бы ничтожнее человеческой речи, которая могла бы с помощью этих слов сделать понятным и сформулировать то, чем Он является. Все наши мысли о Нем будут ничтожны по сравнению с Ним, все наши самые возвы­шенные слова будут банальностями по сравнению с Ним».

К сожалению, слово бесконечный не всегда понимают в его точном значении, а неосторожно используют, просто имея в виду что-то большое или огромное, как, например, когда мы говорим, что художник затрачивает бесконечно огромные усилия для того, чтобы написать картину, или что учительница проявляет бесконечное терпение, работая со своим классом. Если употреблять это слово в правильном значении, то оно не может относиться к сотворенным существам и вообще ни к кому, кроме Бога. Поэтому споры о том, бесконечен ли космос, — это лишь пустая игра слов. Бесконечностью обладает только Один. Другого быть не может. Когда мы говорим, что Бог бесконечен, мы имеем в виду, что Он не знает границ. Все, чем является Бог, и все, что явля­ется Богом, не имеет пределов. И здесь опять нам приходится отступать от общепринятых значений слов. «Безграничное богатство» и «не знающая границ энергия» — это еще два приме­ра неправильного использования слов. Конечно, никакое бо­гатство не может быть безграничным и никакая энергия не может не знать границ, если только мы не говорим о богатстве и энергии Бога.

А если сказать, что Бог бесконечен, то это значит, что Он не поддается измерению. Измерение — это способ, с помощью кото­рого созданные Богом существа ведут счет друг другу. Этот способ описывает ограничения и несовершенства, и он не может быть применен по отношению к Богу. Вес выражает силу при­тяжения землей материальных тел; расстояние выражает про­межуток между телами в пространстве; длина выражает протя­женность в пространстве; есть и другие знакомые нам измере­ния, применяемые по отношению к жидкости, к энергии, к звуку, к свету и к количеству. Мы также пытаемся измерить абстрактные величины и говорим о великой или малой вере, о высоком или низком интеллектуальном уровне, об огромном или незначительном таланте. Неужели не ясно, что все это не применимо и не может быть применимо по отношению к Богу? Таким путем мы вос­принимаем творения Его рук, но не Его Самого. Он выше все­го этого, в стороне от всего этого и за пределами всего этого. Наши представления об измерении включают горы и людей, атомы и звезды, силу тяжести, энергию, цифры, скорость, но только не Бога. Мы не можем говорить об определенном размере или об определенном весе и в то же время говорить о Боге, ибо это подразумевает измеряемые величины, а у Бога нет ничего измеряемого. Все, чем Он является, — это Он, и ничто в Нем не может возрасти или развиться, и ничто не может быть к Нему добавлено. В Боге нет понятий «меньше» или «больше», «большой» или «маленький». Он — это Он в Самом Себе, и Его нельзя описать ни с помощью мыслей, ни с помощью слов. Он — просто Бог.

В вызывающей благоговение бездне Божественного Суще­ства могут быть многие атрибуты, о которых мы ничего не знаем и которые могут вовсе не иметь для нас значения, по­добно тому как милосердие и милость не имеют значения лич­но для серафимов и херувимов. Эти святые существа, может быть, и знают об этих атрибутах Бога, но не могут испытать их на себе, потому что они не грешили и поэтому не могут взы­вать к милосердию и милости Бога. Точно так же могут быть (и я уверен, что есть) другие аспекты сущности Бога, которые не были открыты даже Его детям, которых Он выкупил такой дорогой ценой и осветил присутствием Святого Духа. Эти скрытые грани Божественной природы касаются Его отноше­ний только к Нему Самому. Они подобны другой стороне Луны, о существовании которой мы знаем, хотя ее никто не исследовал. Она не имеет непосредственного значения для людей, живущих на Земле. Нам незачем пытаться открыть то, что не было нам явлено. Достаточно знать, что Бог есть Бог.

Но бесконечность Бога принадлежит нам, и она стала известна нам для того, чтобы мы вечно могли извлекать из нее пользу. И все таки что же она значит для нас, кроме чуда размышления о ней? В любом случае — очень многое, и все больше и больше, по мере того как мы больше узнаем о самих себе и о Боге.Поскольку природа Бога бесконечна, все, что проистекает из нее, также бесконечно. Мы — несчастные люди, постоянно страдаем от ограничений, налагаемых на нас снаружи и изнутри. Жизнь наша коротка и быстротечна. Жизнь — это короткая и мучительная репетиция перед концертом, на котором нам так и не суждено выступить. Как только покажется, что нам удалось достичь какой-то степени исполнительского мастерства нас вынуждают отложить в сторону наши инструменты. Про­сто нет времени обдумать, реализовать и исполнить то, на что, как показывает нам наша природа, мы способны.

И какое глубокое удовлетворение испытываем мы, когда, отвернувшись от наших ограничений, мы поворачиваемся к Богу, у Которого никаких ограничений нет. В Его сердце - вечность. Для Него время не идет, а стоит на месте; а те, кто пребывает во Христе, разделяют с Ним богатство неограни­ченного времени и вечности. Бог никогда не спешит. Нет сро­ка, к которому Он должен выполнить Свою работу. Одно лишь знание об этом успокаивает наш дух и ослабляет напря­жение наших нервов. Для тех, кто не признает Христа, время - прожорливый зверь, для сынов нового творения время — лас­ковый зверек, который прижимается к их ногам, мурлычет и лижет им руки. Враг ветхого человека становится другом но­вого человека, и звезды, двигаясь по небу, борются за челове­ка, которому Бог рад воздавать почести. Вот что мы можем узнать из бесконечности Бога.

Но есть и еще кое-что. Дары Божьи в природе имеют свои ограничения. Они конечны, потому что они были сотворены, но дар вечной жизни во Христе Иисусе столь же безграничен, как и Бог. Христианин имеет жизнь Самого Бога и разделяет с Ним Его бесконечность. В Господе достаточно жизни для всех и достаточно времени для того, чтобы получить радость от этой жизни. То, что относится к естественной жизни, прохо­дит свой цикл от рождения до смерти и перестает существо­вать, но Божья жизнь возвращается к самой себе и никогда не прекращается. И это вечная жизнь — знание единого истин­ного Бога и Иисуса Христа, Которого Он послал. Милость Божья тоже бесконечна, и человек, который чув­ствовал когда-нибудь мучительную боль от осознания своей вины, знает, что это не просто слова. «А когда умножился грех, стала преизобиловать благо­дать» (Рим. 5:20). Умножающийся грех — это страх для мира, но преизобилующая благодать — надежда человечества. Как бы ни умно­жался грех, он имеет пределы, ибо он — произведение ограни­ченных умов и сердец, но Божья преизобилующая благодать приводит нас к бесконечности. Болезни, скрытой в глубине Бо­жьих творений, противостоит бесконечная способность Бога исцелять. В течение столетий христианство свидетельствует о том, что «так возлюбил Бог мир» (Ин. 3:16), и нам остается только посмотреть на эту любовь в свете бесконечности Бога. Его лю­бовь нельзя измерить. Более того, она безгранична. Она не имеет границ, потому что это не вещь, а одна из граней самой натуры Бога. Его любовь — это нечто такое, что есть Он Сам, и, поскольку Он бесконечен, эта любовь может объять весь сотворенный мир, и в ней еще останется место для десяти тысяч раз по десять тысяч таких миров.

Часть 9. Неизменность Бога

О Христос, наш Господь, Ты был нашей обителью во всех поко­лениях. Как дикие кролики на свою скалу, мы бежим к Тебе, что­бы быть в безопасности; как птицы из своих странствий, мы ле­тим к Тебе, чтобы получить покой. В этом маленьком мире при­роды и людей так многое зависит от случайностей и перемен, но в Тебе мы не найдем ни тени перемен. Ты неизменен. Мы пребыва­ем в Тебе без страха или сомнения, и мы смотрим в наше завтра без тревоги. Аминь.

Неизменность Бога относится к тем свойствам, которые не столь сложно понять, но для того, чтобы постичь неизмен­ность Бога, мы должны приучить себя отделять те обычные мысли, с помощью которых мы думаем о сотворенных суще­ствах, от тех редких мыслей, которые появляются, когда мы пытаемся постичь то, что можно постичь в Боге. Сказать, что Бог неизменен, — это значит сказать, что Он никогда не отличается от Самого Себя. В Священном Писа­нии нет понятия роста или развития Бога. Мне кажется, что невозможно подумать о том, что Бог может как-то отличаться от Самого Себя. И вот почему. Для того чтобы моральное существо изменилось, нужно, чтобы изменение произошло в одном из трех направлений. Оно должно измениться от лучшего к худшему или от худшего к лучшему; или, если допустить, что моральное качество оста­нется без изменений, то изменение должно происходить внутри самого морального существа как от незрелого к зрелому или от одного порядка к другому порядку. Ясно, что Бог не может двигаться ни в одно м из этих направлений. Его совершенство навсегда отрицает подобную возможность.

Бог не может изменяться к лучшему, поскольку Он совер­шенно свят. Он никогда не был менее свят, чем теперь, и никог­да не сможет быть более святым, чем теперь и чем всегда. Не может Бог изменяться и к худшему. Любое изменение к худшему в несказанно святой натуре Бога невозможно. Я считаю, что недопустима даже сама мысль об этом, ибо в тот же мо­мент, когда мы попытаемся это сделать, объект наших мыслей станет уже не Богом, а чем-то другим, чем-то меньшим, чем Бог. Тот, о ком мы можем так подумать, может быть великим и внушающим благоговение сотворенным существом, но, буду­чи сотворенным существом, он не может быть Творцом, Кото­рый существует Сам по Себе. Поскольку не может быть изменений в моральной натуре Бога, не может быть изменений и в Божественной Сущности. Бытие Бога уникально в единственно правильном значении! этого слова: Его бытие — это иное бытие, не похожее на бытие других существ. Мы уже увидели, как Бог отличается от со­творенных Им существ тем, что Он существует Сам в Себе, независимо ни от кого и вечно. Тот, кто подвергся пусть даже самому незначительному изменению, уже не существует сам в себе, независимо от других и вечно, а следовательно, не явля­ется Богом.

Изменяться может только существо, состоящее из отдельных частей, ибо изменение - это обычно сдвиг в отношениях между частями целого или внедрение какого-либо постороннего эле­мента в первоначальную структуру. Поскольку Бог существует Сам в Себе, Он не состоит из отдельных частей. В Нем нет ча­стей, которые могли бы изменяться. А поскольку Он незави­сим, ничто не может прийти в Него извне.

«Все, что состоит из частей, — пишет святой Ансельм, — это не совсем единственное, а в некотором роде множественное и отличающееся от самого себя; и либо фактически, либо теорети­чески оно может разделиться на части. Но все это чуждо Тебе, лучше Которого ничего невозможно придумать. Следователь­но, в Тебе нет частей. Господь, и Ты не более чем один. Но Ты настолько истинно единое существо и настолько Ты идентичен Самому Себе, что Ты ни в чем не можешь быть непохожим на Себя. Скорее Ты — само единство, которое не может быть разде­лено даже теоретически». «Все, что является Богом, было Им всегда, и всем, чем Он был. Он будет всегда». Ничто из того, что Бог когда-либо сказал о Себе, не будет изменено; ничто из того, что сказали по вдохно­вению свыше пророки и апостолы о Нем, не будет отменено. Его неизменность гарантирует это.

Неизменность Бога является во всей своей совершенной красоте, если сравнивать ее с изменчивостью человека. В Боге невозможны никакие изменения; человеку изменений просто невозможно избежать. Ни человек, ни его мир не стоят на ме­сте, а находятся в постоянном движении. Каждый человек по­является ненадолго для того, чтобы смеяться и плакать, рабо­тать и играть, а потом уйти и освободить место тем, кто после­дует за ним в этом непрекращающемся цикле. Некоторые поэты находили болезненное удовольствие в этом законе непостоянства и в минорном ключе пели песнь о вечных изменениях. Одним из тех, кто с пафосом и юмором вос­певал изменчивость и смерть — две болезни, которым подверже­но человечество, был Омар Хайям. «Не обращайся так грубо с глиной, — увещевает он гончара, — может быть, то, с чем ты так свободно работаешь, — это прах твоего деда». «Когда ты подни­маешь чашу, чтобы выпить красное вино, — напоминает он весе­лящемуся на пиру, — ты, может быть, целуешь губы какой-нибудь давно умершей красавицы».

Этот оттенок приятной грусти, выраженной с мягким юмо­ром, придает сияющую красоту его четверостишиям, но как бы ни были они прекрасны, вся эта поэзия поражена болезнью, и болезнь эта смертельна. Подобно птице, очарованной змеей, которая собирается ее проглотить, поэт восхищен врагом, кото­рый губит его, и всех людей, и каждое поколение людей. Авторы Священного Писания тоже сталкивались с изменя­емостью человека, но они — здоровые люди, и в их словах -здоровая сила. Они нашли лекарство от этой великой болезни. Они говорят, что Бог не изменяется. Закон изменений принад­лежит впавшему в грех миру, но Бог неизменен, и в Нем веру­ющие люди наконец находят вечное постоянство. А пока из­менения работают на детей Царства, а не против них, так, как привнесены они живущим в них Духом. «Мы же все, — го­ворит апостол Павел, — открытым лицем, как в зеркале, взи­рая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от сла­вы в славу, как от Господня Духа» (2 Кор. 3:18). В мире изменений и разрушений даже верующий человек не может быть полностью счастлив. Инстинктивно он ищет не­изменяемого и испытывает чувство тяжелой утраты, когда его покидает то, что было ему дорого и знакомо.

И все-таки, как бы мы ни оплакивали отсутствие стабильности во всем земном, в этом впавшем в грех мире даже сама способность к переменам — величайшее сокровище, величайшей цен­ности дар Божий, за который мы должны Его постоянно бла­годарить. Для людей вся возможность искупления грехов — в их способности к переменам. Был человек одним и стал другим — вот сущность покаяния: лжец становится правдивым, вор становится честным, распутный становится чистым, гордый — смиренным. Изменяется вся моральная структура жиз­ни. Мысли, желания, чувства трансформируются, и человек - уже не тот, кем он был прежде. Это изменение настолько ради­кально, что апостол называет прежнего человека «ветхим», а измененного человека «новым», «который обновляется в по­знании по образу Создавшего его» (Кол. 3:10).

Однако эта перемена глубже и существеннее, чем показыва­ют внешние поступки человека, потому что она свидетельству­ет о принятии жизни иного, более высокого качества. Ветхий человек в лучшем случае имеет жизнь Адама, новый человек имеет жизнь Бога. И это не просто слова, их следует понимать буквально, и они являются истиной. Когда Бог вливает веч­ную жизнь в дух человека, для человека начинается новое су­ществование, существование более высокого порядка. Осуществляя процесс искупления, неизменный Бог в полной мере использует изменения и через последовательный ряд изме­нений наконец приводит к постоянству. Наиболее ясно это по­казано в Послании к Евреям: «Отменяет первое, чтобы постановить второе» (Евр. 10:9). В этих словах своего рода краткое из­ложение всего, чему учит эта замечательная книга. Ветхий завет как нечто временное был отменен, и его место занял новый и вечный завет. Кровь козлов и быков потеряла свое значение, когда пролилась кровь Пасхального Агнца. Закон, алтарь, свя­щенство — все это было временным и подверженным переме­нам; теперь вечный Божий закон навсегда написан на живом и чувствующем веществе, из которого состоит человеческая душа. Древней святыни больше нет, но на небесах есть новая вечная святыня, и там — Сын Божий в Своем вечном священстве. Здесь мы видим, как Бог использует перемены, словно покор­ного слугу, для того чтобы благословить людей, грехи которых Он искупил, но Сам Он остается вне закона перемен, и никакие изменения, происходящие во Вселенной, не затрагивают Его.

И снова встает вопрос о пользе. «А какая мне польза от того, что я знаю о неизменности Бога? — может спросить кто-нибудь. - Может быть, все это вообще метафизическое рассуждение? Нечто такое, что, может быть, и приносит удовлетворение людям определенного склада ума, но не име­ет реального значения для практичного человека?» Если под «практичными людьми» подразумевать неверую­щих людей, поглощенных светскими делами и безразличных к призывам Христа, к благополучию своих собственных душ и к интересам грядущего мира, то для них такая книга, как эта, не имеет вовсе никакого значения; к сожалению, для них не может иметь никакого значения любая книга, в которой всерьез гово­рится о религии. Но даже если таких людей и большинство, они не составляют все население Земли. Еще есть те семь тысяч че­ловек, которые не преклонили колена перед Ваалом. Они верят, что созданы для того, чтобы служить Богу и вечно радоваться Его присутствию, и они рады узнать все, что только можно о Боге, с Которым они надеются быть целую вечность.

В этом мире, где люди забывают нас, если им это диктуют их личные интересы, по малейшему поводу изменяют свое от­ношение к нам и свое мнение о нас, разве не будет для нас ис­точником чудесной силы знание о том, что Бог, Который у нас есть, не изменяется? Что Его отношение к нам такое же, ка­ким оно было вечность назад, и такое же, каким оно будет в грядущей вечности? Какое спокойствие приносит в душу христианина понима­ние, что его Отец Небесный никогда не отличается от Самого Себя! В какое бы время мы ни пришли к Нему, нам не нужно задумываться над тем, будет ли Он в соответствующем настрое­нии, чтобы принять нас. Он всегда откликнется на горе и нужду, а также на любовь и веру. У Него нет приемных часов и часов, когда не пускают посетителей. И Он не изменяет Свое мнение ни о чем. Сегодня, в этот момент. Он испытывает к Своим со­зданиям, к детям, больным, падшим, грешным те же самые чув­ства, которые Он испытывал, когда послал в мир Своего един­ственного Сына, чтобы Он умер за человечество.

У Бога никогда не меняется настроение, никогда не ослабе­вают привязанности и никогда не пропадает энтузиазм. Его отношение к греху сейчас такое же, каким было тогда, когда Он выгнал грешного человека из Эдема, а Его отношение к грешнику сейчас такое же, каким было тогда, когда Он протя­нул обе руки и сказал: «Прийдите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11:28). Бог не пойдет на компромисс, и Его не нужно задабривать. Его нельзя уговорить, чтобы Он изменил Свое слово или чтобы Он ответил на эгоистическую молитву. Во всех наших попытках найти Бога, угодить Ему, общаться с Ним мы должны помнить, что изменения возможны только с нашей стороны. «Я — Гос­подь, Я не изменяюсь» (Мал. 3:6). Нам только нужно выпол­нять те условия, которые Он ясно сформулировал, привести нашу жизнь в соответствие с Его волей, которую Он открыл нам, и Его бесконечная сила будет действовать на наше благо, как о том говорится через Благую весть в Священном Писании.

ПРЕДЫДУЩАЯ  ПРОДОЛЖЕНИЕ