Часть 4.Святая Троица. Бог наших отцов, восседающий на престоле среди яркого све­та, как богат, как музыкален язык Англии! Но, когда мы пытаем­ся говорить о Твоих чудесах, какими бедными кажутся наши сло­ва и какой немелодичной кажется наша речь! Когда мы рассуж­даем о пугающей нас тайне Твоего Триединого Божества, мы закрываем рукой свои уста. Стоя перед этим пылающим кустом, мы просим не о том, чтобы понять, а лишь о том, чтобы мы могли должным образом поклоняться Тебе, Один Бог в Трех Ли­цах. Аминь.

Размышлять о трех Лицах Божества — это значит мыслен­но совершать прогулку по саду Эдема, двигаясь по направле­нию к востоку, и ступать на святую землю. Наши самые ис­кренние стремления постичь непостижимую тайну Троицы Должны навсегда остаться безрезультатными, и только глубо­кое благоговение может оградить эти наши стремления от ни на чем не основанных домыслов.

Некоторые люди, отвергающие все, что они не могут объяснить, отрицают, что Бог триедин. Пристально глядя на Всевышнего своим холодным, спокойным взглядом, они дума­ют, что не может быть, чтобы Он был одновременно и Одним, ^и Тремя. Эти люди забывают, что вся их жизнь окутана тай­ной. Они не думают о том, что любое реальное объяснение Даже простейшего явления природы скрыто во мраке и что объяснить это явление не легче, чем тайну Божества.

Каждый человек живет верой — и неверующий, и святой; один живет верой в законы природы, другой - верой в Бога. Каждому человеку на протяжении всей его жизни приходится верить во что-то, пусть даже неосознанно. Даже самого ученого мудреца можно повергнуть в молчание одним простым вопро­сом: «Что?» Ответ на этот вопрос всегда будет находиться в про­пасти незнания, недоступной пониманию ни одного человека. «Бог знает путь ее [смерти], и Он ведает место ее» (Иов. 28:23), но смертный человек этого никогда не знает.

Томас Карлейль вслед за Платоном описывает чувства чело­века, серьезного языческого мыслителя, выросшего в темной пе­щере, когда он впервые увидел восход солнца. «Как он был удив­лен! — восклицает Карлейль. — Каким изумлением был он охва­чен при виде того, на что мы ежедневно взираем с безразличием! Со свободным, открытым восприятием ребенка и вместе с тем с характерной для взрослого человека зрелостью ума он смотрел на это зрелище, и сердце его воспламенялось... Эта скалистая земля, покрытая зеленой травой и цветами, эти деревья, эти горы, эти реки, эти шумящие моря и проплывающее вверху, у него над головой, огромное темно-синее море, колышимое вет­ром, эта черная туча, постоянно меняющая свою форму, из этой тучи появляется то огонь, то град и дождь; что это? Что? Всю глубину, всю сущность этого мы пока еще не знаем; мы никогда не сможем это узнать».

Как отличается от этого наше восприятие — восприятие тех, кто пресыщен чудесами. «Мы избегаем думать об этом вовсе не из-за нашей великолепной проницательности, — пишет Кар­лейль, — а из-за нашего невероятного легкомыслия, из-за нашей невнимательности, из-за того, что нам не хватает проницатель­ности. Мы перестаем удивляться этому, потому что мы не дума­ем... Мы называем огонь, выходящий из черной грозовой тучи, электричеством, тоном ученых людей читаем о нем лекции и получаем некое его подобие путем трения шелка о стекло. Но что это? Откуда оно приходит? Куда оно идет? Наука сделала для нас многое, но плоха та наука, которая попыталась бы скрыть от нас великую, глубокую и священную бесконечность Незнания, в которую мы никогда не можем проникнуть, над ко­торой вся наука — как пленка на поверхности воды. Этот мир даже сейчас, когда есть столько всяких наук, по-прежнему оста­ется чудом — чудесным, непостижимым, загадочным, и даже больше, — для всякого, кто задумается об этом».

Эти проникновенные, почти пророческие слова были напи­саны более ста лет назад, но с тех пор никакие достижения на­уки и техники не обесценили их значения, и в этом высказыва­нии не устарела ни одна точка, ни одна запятая. Мы по-прежне­му не знаем. Чтобы о нас не подумали плохо, мы легкомысленно повторяем популярные научные термины. Мы обуздываем могу­щественную энергию, которая стремительно проносится через наш мир, мы с величайшей точностью управляем этой энергией в наших автомобилях и на наших кухнях, мы заставляем эту энер­гию работать на нас, как Аладдин заставлял джинна, но мы по-прежнему не знаем, что это такое. Секуляризация, материализм и навязчивое присутствие вещей погасили в наших душах свет и превратили нас в поколение зомби. Мы прикрываем наше пол­ное незнание словами, но мы стыдимся чему-либо удивляться, мы боимся даже шепотом произнести слово «тайна».

Не колеблясь, Церковь проповедует учение о Троице. Не пре­тендуя на понимание, она свидетельствует об этом, повторяя то, чему учит Священное Писание. Некоторые отрицают, что в Пи­сании говорится о Триедином Боге, на том основании, что сама мысль о тройственности и единстве — это противоречие в терми­нологии. Но поскольку мы не можем понять, почему и как лист падает с дерева у дороги, почему и как воробышек вылупливается в гнезде на том же дереве, то почему Троица должна быть для нас проблемой? «Наши мысли о Боге становятся более возвышенными, — писал Мигель де Молинос, — когда мы знаем, что Он непостижим, недоступен нашему пониманию, а не когда мы представляем Его себе в каком-то образе и наделяем Его красотой, соответствующей нашему несовершенному пониманию».

Не все, кто называл себя христианами на протяжении сто­летий, исповедовали доктрину Троице. Но вера в Троицу со времен апостолов сияла над Церковью Его Первородного Сына в ее путешествии сквозь годы, подобно тому как при­сутствие Бога в виде огненного столпа сияло над лагерем на­рода Израиля на протяжении всего пути через пустыню, свидетельствуя всему миру: «Это Мой народ». Чистота и сила следовали за этой верой. Под этим знаменем шли апостолы, отцы Церкви, мученики, мистики, авторы церковных песнопений, реформаторы, борцы за возрождение Церкви, и на и жизнях и на их делах была печать Божьего одобрения. Пусть в чем-то второстепенном их взгляды различались, но всех и объединяла приверженность учению о Троице. Верующее сердце признает то, о чем говорит Бог, не пытаясь искать других доказательств. Искать доказательства — значит подвергать сомнению, найти доказательства — значит сделать веру излишней. Все, кто владеет даром веры, поймут, как мудры смелые слова, сказанные одним из первых отцов Церкви: «Я верю, что Христос умер за меня, потому что это невероятно; я верю, что Он воскрес из мертвых, потому что это невозможно».

Так относился к Богу Авраам, который, несмотря на все реальные доводы, был тверд в вере, прославляя Бога. Так относился к Богу Ансельм — «второй Августин», один из величайших мыслителей христианской эпохи, который считал, что вер должна предшествовать всем попыткам прийти к пониманию Естественно, что размышление об истине, познанной через откровение, приходит после того, как приходит вера, но вера приходит туда, где уши слышат, а не туда, где ум погружается в размышления. Верующий человек приходит к вере не путем мудрствования, он не ищет подтверждения своей вере в философии или в науке.

Означает ли это, что ученость не имеет никакой ценности в сфере религии, данной нам в Божественном откровении? Вовсе нет. Перед ученым стоит очень важная задача, но пределы ее строго ограничены. Задача ученого — гарантировать чистоту текста, как можно большую его близость к первоначальному тексту Слова Божьего. Ученый может сравнивать один текст Писания с другим до тех пор, пока не дойдет до понимания ис­тинного смысла текста. Но именно на этом его полномочия кончаются. Он никогда не должен давать свою оценку написанно­му. Он не должен осмеливаться выставлять смысл Слова Божье­го на суд своего рассудка. Он не должен решаться на то, чтобы признавать Слово Божье разумным или неразумным, научным или антинаучным. После того как смысл Писания раскрыт, этот смысл выносит свое суждение об ученом, а не наоборот.

Учение о Троице — это истина для сердца. Лишь дух чело­веческий способен пройти через эту завесу и проникнуть в Святая святых. «Позволь мне искать Тебя в стремлении, — мо­лил Господа Ансельм, — позволь мне стремиться к Тебе в поис­ке, позволь мне найти Тебя в любви и, найдя, любить Тебя». Любовь и вера чувствуют себя как дома в тайне Божества. И пусть разум с почтением преклонит колена, не входя в этот дом.

Христос, не колеблясь, использовал форму множественно­го числа, говоря о Себе Самом и одновременно о Боге-Отце и о Духе Святом: «...и Мы придем к нему и обитель у него сотво­рим» (Ин. 14:23). И еще Он сказал: «Я и Отец — одно» (Ин. 10:30). Очень важно, чтобы мы думали о Боге как о Единой Троице, не смешивая Трех Лиц и не разделяя Единую Сущ­ность. Только так мы можем правильно думать о Боге, и только такие мысли о Боге достойны Его и достойны наших душ.

Именно то, что наш Господь настаивал на своем равенстве с Отцом, возбуждало гнев набожных людей Его времени и в Конце концов привело Его к распятию. Нападки на учение о Троице, предпринятые два столетия спустя Арием и некоторы­ми другими людьми, также были направлены на то, чтобы ли­шить Христа Его Божественной сущности. В то время когда арианство противопоставляло себя всему христианскому миру, 318 отцов Церкви (многие из которых были изувечены или по­крыты шрамами в результате пыток, перенесенных во время гонений на христианство) встретились в Никее и приняли сим­вол веры, одна из частей которого гласит:

На протяжении более шестнадцати столетий это было и ос­тается окончательной проверкой на истинную принадлеж­ность христианству. Так и должно быть, потому что в этих словах богословским языком кратко сформулирована вся сущность учения Нового Завета о положении Сына в Божественной Сущности.

Принятый Никейским собором символ веры также отдает дань и Святому Духу, Который является Богом и Который ра­вен Отцу и Сыну: Если не считать вопроса о том, исходит ли Дух Святой только от Отца, или от Отца и от Сына, это положение древне­го символа веры разделяют и западная, и восточная ветви Церкви, и вообще подавляющее большинство христиан.

Авторы символа веры св. Афанасия с очень большой осто­рожностью описывали взаимоотношения между тремя Лицами Троицы, заполняя пробелы в человеческой мысли лишь настоль­ко, насколько это было возможно, не выходя за пределы, очерченные полученным по вдохновению свыше Словом Божьим. «В этой Троице, — говорится здесь, — нет ничего прежде или после, нет ничего больше или меньше, но все три Лица едины в вечности, объединены друг с другом и равны».

Но как же сочетаются эти слова со словами Иисуса: «Отец Мой более Меня» (Ин. 14:28)? Те старые богословы знали это и написали в символе веры: «Равный Отцу в Своей Божественной Сущности; менее Отца в Своей человеческой сущности». И это определение привлекает внимание каждого человека, который всерьез намерен искать истину там, где свет лишь едва виден. Для того чтобы искупить грехи человечества, Вечный Сын не покидал Отца Своего; находясь среди людей. Он го­ворил о Себе как о «единородном Сыне, сущем в недре От­чем» (Ин. 1:18) и как о «Сыне Человеческом, сущем на небе­сах» (Ин. 3:13). Мы допускаем, что здесь есть тайна, но не смешение понятий. Воплотившись в образ человека, Сын скрывал Свою Божественную Сущность, но не отрицал ее. Единство Божества делало невозможным любое отступление от Его Божественной Сущности. Когда Он взял на Себя чело­веческую природу. Он не деградировал и даже на какое-то время не стал чем-то меньшим, чем Он был ранее. Бог никог­да не может стать меньшим, чем Он есть. Потому что невоз­можно даже подумать, что Бог может стать чем-то отличным от того, Чем Он является.

Три Лица Божественной Сущности — это одно целое, и у них единая воля. Они действуют всегда вместе, и никогда ни один из Них не делает даже самую малость без одобрения двух других. Каждое деяние Божье осуществляет Троица в Своем Единстве. Здесь, конечно, мы вынуждены думать о Боге с помощью понятий, характерных только для человека. Мы думаем о Боге по аналогии с человеком, и в результате мы не можем познать окончательную истину. Но если мы вообще намерены думать о Боге, то мы обязательно будем применять по отношению к Творцу те мысли и те слова, которые применяются обычно по отношению к Его творениям. Вполне реаль­ная ошибка, которую люди совершают, часто даже не осознавая этого, — это размышление о Трех Лицах Божественной Сущности как о людях, совещающихся между собой, обменивающихся мыслями и в результате приходящих к какому-то со­глашению. Мне все время казалось, что у Мильтона в его знаменитом «Потерянном Рае» есть одно довольно слабое место: это когда Три Лица Божества разговаривают друг с другом об искуплении грехов человечества.

Когда Сын Божий ходил по земле как Сын Человеческий, Он часто говорил с Отцом, и Отец отвечал Ему; как Сын Человеческий Он и сейчас заступается перед Богом за Своих людей. Диалог между Отцом и Сыном, записанный в Священном Писании, всегда следует понимать как диалог между вечным Отцом и человеком Иисусом Христом. То общение, которое происходит в одно мгновение между Тремя Лицами Божественной Сущности, то общение, которое существует вечно, не знает ни звуков, ни усилий, ни движений.

Многие христиане полагают, что дела Господни распределены между Тремя Лицами, например, сотворение мира приписывается Отцу, искупление грехов человечества — Сыну, а духовное возрождение — Духу Святому. Это верно лишь отчасти, но не полностью, ибо Бог не может разделить Себя так, что одно Лицо будет действовать, в то время как другое будет оставать­ся в бездействии. В Священном Писании показано, как Три Лица действуют в гармоничном единстве, творя все великие дела во всей Вселенной.

В Священном Писании говорится, что мир сотворен Отцом (Быт. 1:1), Сыном (Кол. 1:16) и Духом Святым (Иов. 26:13 и Пс. 103:30). Воплощение в образ человеческий было совершено все­ми Тремя Лицами (Лк. 1:35), хотя только Сын стал плотью и обитал среди нас. В момент крещения Христа Сын выходил из воды. Дух Святой нисходил на Него, а голос Отца говорил с не­бес (Мф. 3:16-17). Возможно, самое прекрасное описание искупления грехов можно найти в Послании к Евреям (9:14), где сказано, что Хрис­тос Вечным Духом Святым принес Себя, непорочного. Богу; и здесь тоже мы видим, как Три Лица действуют вместе. Таким же образом воскресение Христа можно считать деяни­ем и Отца (Деян. 2:32), и Сына (Ин. 10:17-18), и Духа Святого (Рим. 1:4). Апостол Петр указывает, что спасение каждого кон­кретного человека — это действие всех Трех Лиц Божественной Сущности (1 Пет. 1:2), и еще говорится, что в душе христианина обитают и Отец, и Сын, и Дух Святой (Ин. 14:15-23).

Учение о Троице, как я уже сказал, это истина для сердца. Тот факт, что это учение не может быть удовлетворительно объяснено, свидетельствует не против этого учения, а, наоборот, ^в его пользу. Такая истина может быть постигнута только путем откровения, никто не смог бы просто так представить ее себе.

Часть 5. Самодостаточность Бога

Господь всех существ! Только Ты один можешь подтвердить, что ТЫ ЕСТЬ СУЩИЙ; но каждый из нас, созданных по Твоему образу и подобию, может повторить вслед за Тобой: «Я есмь», при­знавая тем самым, что мы происходим от Тебя и что наши сло­ва - только эхо Твоих слов. Мы признаем, что Ты — это тот великий Оригинал, с кото­рого Ты по доброте Своей сделал нас — всего лишь несовершенные копии, но и за это мы благодарны Тебе. Мы преклоняемся перед Тобой, о Вечный Отец. Аминь.

«У Бога нет происхождения», — сказал Новатиан, и имен­но эта мысль об отсутствии происхождения является тем ос­новным критерием, с помощью которого Бога можно отли­чить от того, что не является Богом. «Происхождение» — это слово, которое можно применить по отношению к тому, что было создано. Когда мы думаем о чем-то, что имеет происхождение, мы не имеем в виду Бога. Бог существует Сам по Себе, в то время как все, что было создано, обязательно происходит из чего-то. Кроме Бога, ничто не возникло само по себе.

Пытаясь узнать происхождение вещей, мы признаем, что все было создано Кем-то, Кто был создан из ничего. В этом убеждает нас наш опыт. У всего, что существует, должна быть какая-то причина, предшествовавшая ему, или, по крайней мере, равная ему, потому что меньшее не может произвести большее. Любой человек или любой предмет может одновре­менно быть и причиной чего-либо, и следствием чего-либо, и так до тех пор, пока мы не вернемся к Тому, Кто является при­чиной всего и следствием ничего. Ребенок, спрашивая «Откуда пришел Бог?», сам того не ве­дая, утверждает, что Бог был кем-то создан. В уме ребенка уже утвердилась концепция причины, источника, происхождения. Он знает, что все вокруг него произошло от чего-то иного, и он просто распространяет эту концепцию на Бога. Маленький философ мыслит обо всем как о созданном кем-то, и если учесть, что ему не хватает основной информации, то можно сказать, что он мыслит правильно. Ему нужно сказать, что Бог не имеет происхождения, но ему трудно будет понять это, так как это та категория, с которой он совершенно не знаком, категория, ко­торая противоречит глубоко укоренившемуся в уме всех разумных существ стремлению всему искать причину, стремлению, которое заставляет людей двигаться все дальше и дальше назад, все проверяя, до тех пор пока они не дойдут до того, начало чего не может быть обнаружено.

Нелегко, а может быть, и невозможно так просто, без подготовки, подумать о том, по отношению к чему нельзя применить идею происхождения. Бывает так, что маленький огонек нельзя увидеть, глядя на него прямо, а только лишь направив взгляд слегка в сторону. Нечто подобное происходит и с мыслью о Несотворенном. Когда мы пытаемся сконцентрировать нашу мысль на Том, Кто вовсе не был сотворен, мы можем ничего не увидеть, ибо Он обитает среди света, к которому ни один человек не может приблизиться. Только с помощью веры и любви мы можем взглянуть на Него, когда Он будет проходить мимо нашего укрытия в «расселине скалы». «И хотя это знание смутное, неясное и слишком общее, — говорит Мигель де Молинос, — все же, будучи сверхъестественным, оно дает более ясное и со­вершенное представление о Боге, чем понимание, достигнутое в этой жизни с помощью разума, поскольку все матери­альные образы и образы, созданные разумом, бесконечно далеки от Бога».

Человеческий ум, будучи сотворенным, по вполне понятным причинам с трудом может представить себе Несотворенного. Мы испытываем неудобства, допуская присутствие Того, Кто полностью находится за пределами наших знаний. Мы склонны беспокоиться при мысли о Том, Кто не отчитывается перед нами о Своем существовании, Кто не отвечает ни перед кем, Кто существует Сам по Себе, ни от кого не зависим и полнос­тью самостоятелен.

Философия и другие науки не всегда благосклонно относи­лись к мысли о Боге, и дело здесь в том, что науки созданы для того, чтобы все объяснять, и ученые испытывают беспокойство, когда что-то объяснить не удается. Ученые признают, что есть много такого, чего они не знают. Но это вовсе не то же самое, что признать существование чего-то такого, что они никогда не смогут узнать, чего-то такого, для открытия которого у них не разработано никакой методики. Признать, что есть Кто-то, Кто находится далеко от нас, Кто не вмещается в созданные нами категории. Кого нельзя окликнуть по имени. Кто не предстанет перед судом нашего разума, Кто не ответит на наши расспро­сы — это требует большого смирения. И большинству из нас та­кого смирения недостает, поэтому мы стараемся спасти свою репутацию, в мыслях низводя Бога до своего собственного Уровня или, по крайней мере, до такого уровня, на котором мы могли бы управлять Им. Но как Он неуловим! Ибо Он повсюду и в то же время нигде, так как понятие «где-то» подразумевает материю и пространство, а Бог не зависит ни от материи, ни от пространства. Его не касаются ни время, ни движение, Он зависит только от Самого Себя, и Он ничем не обязан тем мирам, которые были созданы Его руками.

Печально думать о том, что миллионы из нас, живущих в стране, где читают Библию, принадлежащих к различным цер­квям и трудящихся на ниве христианства, за всю жизнь, может быть, ни разу не подумали всерьез о существовании Бога и даже не попытались сделать это. Мало кто из нас с удивлением читает слова «Я ЕСМЬ...» и видит при этом Того, Кто суще­ствует Сам по Себе, дальше Которого не простираются мысли ни одного сотворенного Им существа. Такие мысли слишком мучительны для нас. Мы предпочитаем думать о чем-нибудь полезном: например, о том, как сконструировать надежную мышеловку, или о том, как добиться, чтобы на месте одной травинки выросло две. И за это мы платим дорогую цену: наша религия становится все более светской, а наша внутренняя жизнь подвергается распаду.

Может быть, какой-нибудь искренний, но пришедший в заме­шательство христианин захочет сейчас спросить, в чем практический смысл тех концепций, которые я здесь излагаю. «Какое влияние это оказывает на мою жизнь? — может быть, спросит он. — Какое значение самодостаточность Бога может иметь для меня и для других людей, подобных мне, в том мире, в котором мы живем, и в то время, в которое мы живем?»

На это я отвечу, что, поскольку мы — творения Божьи, все наши проблемы и все пути решения этих проблем являются богословскими. Некоторое знание о Боге, управляющем Вселенной, необходимо для создания разумной жизненной философии и здравого мировоззрения.

Если бы этому совету следовали буквально, он лишил бы человека всякой возможности когда-либо познать себя даже самым поверхностным образом. Мы никогда не узнаем, кто мы и что мы, до тех пор пока мы хотя бы немного не узнаем о том, Каков Бог. Поэтому самодостаточность Бога — это не обрывок сухой доктрины, заумной и далекой от жизни. В дей­ствительности это животрепещущий вопрос, столь же практи­ческий, как новейшая методика хирургической операции. По причинам, известным только Ему Самому, Бог возвы­сил человека над другими существами, сотворив его по Свое­му образу и подобию. И нужно понять, что образ и подобие Бога — это не поэтическая фантазия, не мысль, рожденная ре­лигиозной страстью. Это достоверный богословский факт, о котором откровенно говорится в Священном Писании и кото­рый Церковь признает как истину, способствующую правиль­ному пониманию христианской веры.

Человек — это существо сотворенное, созданное по образу и подобию Бога и зависящее от Бога, сам по себе человек не обладает ничем. И в каждый момент своего существования че­ловек зависит от Того, Кто создал его по Своему образу и по­добию. Существование Бога необходимо для существования человека. Подумайте, что Бога нет, — и исчезнет фундамент су­ществования человека. То, что Бог — это все, а человек — ничто, является основ­ным догматом христианской веры, и здесь христианское уче­ние совпадает с учением наиболее развитых философских ре­лигий Востока. Человек со всем своим умом есть только эхо первоначального голоса, только отражение несотворенного света. Подобно тому как исчезает солнечный луч, отделенный от солнца, человек, отделенный от Бога, вновь погружается в пустоту небытия, из которой он вышел в момент сотворения.

И не только человек, а все, что существует, происходит и зависит от непрекращающегося импульса творения. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин. 1:1-3). Так объясняет это Иоанн, и с ним соглашается апостол Па­вел: «Ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, види­мое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, — все Им и для Него создано; и Он есть прежде все­го, и все Им стоит» (Кол. 1:16-17). К этому свидетельству добавляет свой голос автор Послания к Евреям, свидетельствуя о Христе, что Он — в сиянии славы Гос­подней, что Он выражает образ Своей Личности и что Он все поддерживает словом Своей власти.

В этой абсолютной зависимости всего от созидательной воли Бога есть возможность и святости, и греха. Одна из черт образа и подобия Божьего в человеке — это его способность делать сво­бодный выбор в сфере нравственности. Согласно учению хрис­тианства, человек предпочел быть независимым от Бога и под­твердил свой выбор тем, что умышленно отказался следовать указанию Бога. Этот поступок разрушил те взаимоотношения, которые существовали между Богом и Его творением; Бог пере­стал быть фундаментом человеческого существования, что отбросило человека назад — к самому себе. После этого он стал не планетой, вращающейся вокруг Солнца, расположенного в центре, а самостоятельным солнцем, вокруг которого должно вращаться все остальное. Невозможно представить себе лучшего подтверждения само­достаточности Бога, чем слова, которые Бог сказал Моисе «Я ЕСМЬ СУЩИЙ» (Исх. 3:14).

Все, чем является Бог, все, что является Богом, описано в этом решительном заявлении. Но в Боге самодостаточность — это не грех, а квинтэссенция доброты, святости и истины. Естественный человек потому, и только потому, — грешник, что он бросает вызов самодостаточности Бога в отношениях с Ним. Во всем остальном он, может быть, охотно принимает господство Бога, но в своей собственной жизни он отвергает его. Для него полномочия Бога кончаются там, где начинают­ся его полномочия. Для него слово «сам» пишется с заглавной буквы, и в этом он бессознательно подражает Люциферу, падшему сыну утренней зари, который говорил в сердце своем: «Взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой... буду подобен Всевышнему» (Ис. 14:13-14).

Но самодостаточность — вещь настолько тонкая, что едва ли кто-нибудь осознает ее присутствие. Так как человек родился бунтарем, он не осознает собственного бунта. Постоянное утвер­ждение собственного «я» является для него чем-то вполне нор­мальным. Он согласен расстаться с частью своего «я», а иногда даже пожертвовать собой для достижения желаемой цели, но он никогда не захочет сойти со своего престола. И неважно, как низко этот человек может спуститься по ступеням социальной лестницы, в своих собственных глазах он все равно будет царем на престоле, и никто, даже Бог, у него этот престол не отнимет.

Грех имеет множество проявлений, но суть его одна. Мораль­ное существо, созданное Богом для поклонения Ему, восседает на своем собственном престоле и с этой высоты заявляет: «Я ЕСМЬ». По сути своей это грех, но поскольку это нечто естественное, оно может показаться даже хорошим. Это моральное несоот­ветствие вызовет угрызения совести только тогда, когда, полу­чив Благую весть, душа предстанет перед Святейшим без закры­вающего ее щита неведения. На языке Евангелия человек, пред­стающий таким образом перед пламенем присутствия Всемогущего Бога, называется «осужденным». Христос упоминал об этом, когда сказал о Духе, Которого Он пошлет миру:«И Он пришед обличит мир о грехе и о правде и о суде» (Ин. 16:8). Впервые эти слова Христа сбылись в день Пятидесятницы, После того как апостол Петр произнес первую великую христианскую проповедь. «Слыша это, они умилились сердцем и сказали Петру и прочим апостолам: что нам делать, мужи братия?» (Деян. 2:37).

«Что нам делать?» — это крик, доносящийся из самой глубины сердца каждого человека, который вдруг понимает, что он — узурпатор, восседающий на престоле, отнятом у другого. Как бы болезненно это ни было, но именно это внезапное моральное оцепенение приводит к истинному покаянию и формирует стойкого христианина после того, как кающийся низвергает себя с престола и находит прощение и спокойствие через Евангелие.

«Чистота сердца, — это стремление человека к цельности», — говорил Кьеркегор. А мы можем изменить эту фразу и с такой же правотой заявить: «Суть греха — это стремление человека к цель­ности», ибо когда человек хочет заменить волю Божью своей во­лей, это означает, что он хочет низвергнуть Бога с Его престола и поставить себя выше Бога в маленьком царстве человеческой души. Это по сути своей грех. Грехи могут увеличиваться в объе­ме, подобно песку на берегу моря, но в сущности это один грех. Грехи существуют, потому что есть грех. Это истинная причина, стоящая за много раз критикованным учением об изначальной развращенности человека; согласно этому учению, нераскаяв­шийся человек может только грешить, и все его добрые дела на самом деле вовсе не добрые. Лучшие религиозные труды чело­века Бог отвергает, как Он отверг жертвоприношение Каина. Только тогда, когда человек вернет Богу отнятый у Него пре­стол, Бог будет принимать труды человека.

Усилия христианина, направленные на то, чтобы оставаться хорошим человеком, в то время как, подобно бессознательному моральному рефлексу, внутри него еще живет стремление к са­моутверждению, красочно описано апостолом Павлом в седь­мой главе его Послания к Римлянам, и его свидетельство полно­стью согласуется с учением пророков. За восемьсот лет до Рож­дества Христова пророк Исайя определил грех как бунт против воли Божьей и как утверждение права каждого человека идти туда, куда он хочет. «Все мы блуждали как овцы, совратились каждый на свою дорогу» (Ис. 53:6). Думаю, что никто никогда не давал более точного описания греха.

Свидетельства святых полностью согласуются с тем, что было сказано пророком и апостолом: в основе человеческого поведения лежит внутренний принцип утверждения своего «я». и этот внутренний принцип превращает в зло все, что делают люди. Чтобы полностью спасти нас, Христос должен повернуть этот изгиб нашей натуры в противоположном направлении; Он должен взрастить в нас новый принцип, чтобы даль­нейшим нашим поведением руководило желание выдвигать на первый план славу Божью и благо других людей. Прежние грехи, происходящие из желания утвердить собственное «я», должны умереть, и убить их можно только с помощью креста. «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною» (Мф. 16:24). Так сказал наш Господь, а через несколько лет одержав­ший победу апостол Павел смог сказать: «Я сораспялся Хрис­ту, и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20).

Часть 6. Независимость Бога Научи нас, о Боже, понимать, что Тебе ничего не нужно. Если бы Тебе было что-нибудь нужно, то это свидетельствовало бы о Твоем несовершенстве: а как мы можем поклоняться тому, кто несовершенен? Если Тебе ничего не нужно, то и никто не нужен Тебе, а если Тебе никто не нужен, то и мы Тебе не нужны. Ты ищешь нас, хотя и не нуждаешься в нас, потому что в Тебе мы жи­вем, и двигаемся, и существуем. Аминь.

«Отец имеет жизнь в Самом Себе» (Ин. 5:26). И, что очень характерно для учения Христа, в этом коротком предложении Он высказал истину столь возвышенную, что она превосходит все достижения человеческой мысли. «Бог независим, — сказал Он, — Бог — это то, что Он есть в Самом Себе». Вот что в конеч­ном счете означают эти слова.

Каким бы ни был Бог, Он существует в Самом Себе. Вся жизнь - в Боге и от Бога, независимо от того, низшие ли это Формы бессознательной жизни или высокосознательная, разум­ная жизнь серафима. Ни одно существо не живет само по себе: всякая жизнь — дар от Бога. И, наоборот, жизнь Бога — это не чей-то дар. Если бы был кто-то другой, от кого Бог мог бы получить дар жизни или вообще какой-либо дар, то этот кто-то и был бы на самом деле Богом. Простой, но верный способ думать о Боге — это думать о Нем как о Том, у Кого есть все. Кто дает все, что можно давать, но Кто не получает ничего, что Он Сам бы прежде не дал.

Признать, что Бог в чем-то нуждается — это значит при­знать неполноту Божественного Существа. Нужда — это сло­во, относящееся к сотворенным существам, и оно не может от­носиться к Создателю. Бог по Своей собственной воле под­держивает отношения с теми, кого Он создал, но Он вовсе не нуждается в отношениях с кем-либо, кроме Самого Себя. Его интерес к тем, кого Он создал, происходит от Его беспредель­ной доброты, а не оттого, что сотворенные Им существа могут удовлетворить какую-либо Его нужду или могут что-то доба­вить к Его и так уже совершенной полноте и законченности.

И снова мы должны повернуть в обратном направлении привычный ход нашей мысли и понять то, что уникально, то, что единственно в своем роде, и то, что является истиной толь­ко в данной ситуации и ни в какой другой. Мы привыкли думать, что сотворенные существа в чем-то нуждаются. Ничто не имеет полноты в себе самом, и поэтому любое сотворенное су­щество нуждается в чем-то извне, для того чтобы существовать. Всем существам, которые дышат, нужен воздух; любому живому организму нужны пища и вода. Лишите Землю воздуха и воды, и вся жизнь мгновенно исчезнет. Можно утверждать как аксиому, что для существования любое сотворенное существо нуждается еще в чем-то сотворенном и что всему со­творенному нужен Бог. Только Богу ничего не нужно.

Река становится больше за счет своих притоков, но где тот приток, который мог бы увеличить Того, от Которого про­изошло все, и Чьей бесконечной полноте и законченности обя­зано своим существованием всякое существо? Мыслящих людей до сих пор занимает вопрос: «Почему Бог сотворил Вселенную?» Но если мы и не можем знать почему, мы, по крайней мере, знаем, что Он создал Свои миры не для того, чтобы удовлетворить какую-то Свою нужду, подобно тому как человек строит себе дом, чтобы защитить себя зимой от холода, или сеет хлеб, чтобы обеспе­чить себя пищей. Слово нужно совершенно чуждо Богу.

Поскольку Бог — существо, находящееся выше всего, из это­го следует, что Он не может быть возвышен еще больше. Нет ничего, что было бы выше Него, что было бы над Ним. Для со­зданного Им существа любое движение по направлению к Нему — это подъем вверх, любое движение от Него — это спуск вниз. Он остается на Своем месте Сам по Себе, не получая на это ни у кого разрешения. Точно так же, как никто не может возвысить Его, никто не может Его принизить. В Писании ска­зано, что все подчиняется силе Его слова. Как Он может быть возвышен или подкреплен теми, кто находится в Его власти?

Если бы вдруг все люди ослепли, днем бы все равно свети­ло солнце, а ночью — звезды, потому что солнце и звезды ни­чем не обязаны миллионам людей, пользующихся их светом. Точно так же, если бы вдруг все люди на земле стали безбожниками, это никоим образом не затронуло бы сущность Бога. Он — то, что Он есть, вне всякой зависимости от кого-либо дру­гого. Вера в Него ничего не прибавляет к Его совершенству; сомнение в Его существовании ничего не отнимает у Него.

Всемогущему Богу, просто потому что Он всемогущ, не нужно никакой поддержки. Трудно представить себе нервно­го, заискивающего Бога, подлизывающегося к людям, чтобы завоевать их симпатии; но если мы посмотрим на представле­ние многих людей о Боге, то увидим именно такую картину. Христианство XX века поставило Бога в зависимость от людс­кой благотворительности. Мы такого высокого мнения о себе, что для нас легко, если не сказать приятно, верить в то, что мы необходимы Богу. Но истина в том, что наше существование не делает Бога более великим и, если бы мы вовсе не существова­ли, Он бы от этого менее великим не стал. Мы существуем благодаря свободной воле Бога, а не благодаря нашим заслугам и не благодаря тому, что Бог в нас нуждается.

Возможно, самая тяжелая для нашего природного эгоизма Мысль — это мысль о том, что Бог не нуждается в нашей помощи. Мы обычно представляем Его себе как занятого, нетерпеливого, в Чем-то неудачливого Отца, Который спешит найти кого-нибудь, кто помог бы Ему осуществить Его великодушный план достижения мира и спасения живущих на земле людей; но, как сказала леди Юлианна Норвичская, «воистину Бог делает все, и никогда этого не бывает мало». Богу, Который создал все, не нужна помощь, не нужны по­мощники.

Слишком часто в миссионерских призывах Всемогущего Бога представляют в виде неудачника. Красноречивый ора­тор может легко вызвать у своих слушателей жалость не толь­ко к язычникам, но и к Богу, Который так долго старался спасти их, но Которому это не удавалось, потому что Его не поддерживали. Я боюсь, что тысячи молодых людей начина­ют свое христианское служение, руководствуясь побуждени­ями не более возвышенными, чем желание помочь Богу най­ти выход из той неприятной ситуации, в которую Его заве­ла Его любовь и из которой Он Сам не в силах выпутаться. Добавьте к этому некоторую долю достойного похвалы иде­ализма и изрядное количество сочувствия к угнетенным, и вы поймете, что в действительности стоит за христианской активностью в подавляющем большинстве случаев. А Богу не нужны защитники. Он вечно будет существовать без защитника.

Для того чтобы говорить с нами на языке, который мы могли бы понять, Бог в Священном Писании часто употребля­ет военные термины, но это делается вовсе не для того, чтобы мы подумали, что враги осаждают Его величественный пре­стол и что святой Михаил с воинством небесным и с другими небесными существами отбивают яростную атаку противника. Думать так — это значит неправильно понимать все, что гово­рится в Библии о Боге. Ни иудаизм, ни христианство не одоб­рили бы таких ребяческих идей. Бог, Которого нужно защи­щать, — это тот, кто может помочь нам только тогда, когда кто-то помогает Ему. Мы можем рассчитывать на Него только в том случае, если Он одержит победу во вселенском сражении между добром и злом. Такой Бог не может вызвать уважения у разумного человека; Он может вызвать только жалость.

Чтобы иметь правильное представление о Боге, мы долж­ны думать о Нем так, как Он того заслуживает. Наш мораль­ный долг — удалить из нашего ума все недостойные представ­ления о Боге и сделать так, чтобы Он был в наших умах таким же Богом, как и во Вселенной, которая сотворена Им. Христи­анская религия имеет дело и с Богом, и с человеком, но цент­ральной фигурой в ней должен быть Бог, а не человек. Един­ственная претензия человека на какую-то важную роль заклю­чается в том, что человек сотворен по образу и подобию Бо­жьему; сам по себе человек — ничто. Авторы Псалмов и проро­ки Священного Писания с горькой иронией говорят о слабом человеке, дыхание которого — в его ноздрях, о человеке, кото­рый вырастает, как трава утром, только для того, чтобы быть скошенным и увять еще до захода солнца. В Библии подчерки­вается, что Бог существует для Самого Себя, а человек — для славы Божьей. Высокие почести воздаются Богу сначала на небесах, а потом уже они должны воздаваться и на земле.

Если мы учтем все это, то мы, может быть, начнем пони­мать, почему в Священном Писании так много говорится о том, что вера жизненно важна, а неверие клеймится как смерт­ный грех. Среди всех сотворенных существ никто не осмелится доверять самому себе. Только Бог доверяет Самому Себе; все остальные существа должны доверять Ему. Неверие — это на самом деле искаженная вера, ибо оно предполагает доверие не живому Богу, а смертным людям. Неверующий человек отрицает независимость Бога и приписывает себе те свойства, кото­рых у него нет. Этот двойной грех оскорбляет Бога и в конце концов губит душу человека.

В Своей любви и жалости Бог пришел к нам как Христос. Об этом Церковь постоянно говорила со времен апостолов. Христианская вера закрепила это утверждение в учении о воп­лощении Вечного Сына. Однако в последнее время это стало означать нечто иное и нечто меньшее, чем это означало для первых христиан. Человек Иисус, такой, каким Он предстал во плоти, был приравнен к Божественной Сущности, и все Его человеческие слабости и ограничения были приписаны Богу Истина в том, что Человек, Который ходил среди нас, являл Собой не лишенную покровов тайны Божественную Сущность, но совершенную человеческую сущность. Вызывающее благоговение величие Бога по милости Божьей было облачено в хрупкую оболочку человеческой природы для того, чтобы спасти человечество. Господь сказал Моисею на вершине горы: «Сойди и подтверди народу, чтобы он не порывался к Господу видеть Его и чтобы не пали многие из него» (Исх. 19:21). А затем сказал: «Лица Моего не можно тебе увидеть; потому что человек не может увидеть Меня и остаться в жи­вых» (Исх. 33:20).

Современные христиане, похоже, знают Христа только во плоти. Они пытаются достичь единения с Ним, лишая Его пыла­ющей святости и недостижимого величия — тех самых свойств, которые Он скрывал, будучи на земле, но принял во всей пол­ноте славы, когда Он вознесся на небо и воссел справа от Сво­его Отца. Многие христиане представляют себе Христа с при­творной улыбкой и с сиянием вокруг головы. Он в представле­нии этих людей стал Кем-то, Кто находится где-то наверху и любит людей, по крайней мере, некоторых людей, и эти люди благодарны Ему, но Он не производит на них особого впечатления. Если Он нужен им, то они тоже нужны Ему.

Давайте не будем думать, что правда о независимости Бога парализует христианскую активность. Скорее наоборот, она бу­дет стимулировать все святые начинания. Эта правда — необхо­димый упрек человеческой самоуверенности, и в то же время, если на эту правду посмотреть с библейской точки зрения, она снимет с нашего ума тяжкий груз сознания того, что все мы смертны, и поможет нам принять легкое бремя Христа и посвя­тить себя по вдохновению от Святого Духа трудам во славу Божью и на благо человечества. Ибо благословенна весть о том, что Бог, Который не нуждается ни в ком, в Своей цар­ственной снисходительности снизошел до того, что стал дей­ствовать через Своих послушных детей, в них и рядом с ними.

Если вам покажется, что в этих словах одно противоречит другому, — Аминь, да будет так. Различные элементы истины находятся в постоянном противоречии, иногда от нас требует­ся, чтобы мы поверили тому, что кажется прямо противопо­ложным, ожидая того момента, когда мы будем знать о Боге, как Он знает о нас. Тогда истина, которая сейчас кажется про­тиворечащей самой себе, возвысится в сияющем единстве, и мы увидим, что противоречие заключалось не в истине, а в нашем поврежденном грехом уме.

А пока для достижения внутреннего совершенства мы дол­жны с любовью и покорностью исполнять заповеди Христа и вдохновенные указания Его апостолов. «Бог производит в вас и хотение и действие» (Флп. 2:13). Ему не нужен никто, но когда есть вера, Он действует через любого человека. В этом предложении два утверждения, и здоро­вая духовная жизнь требует, чтобы мы принимали их оба. Для целого поколения первое утверждение было почти полностью закрыто, и это нанесло нам глубокую душевную рану.

ПРЕДЫДУЩАЯ ПРОДОЛЖЕНИЕ

.